Воспоминания о брате Иосифе. В.Ю. Кириллов
Монреальская Мироточивая Икона, как явление знаковое, непосредственно связанное с исповеднической миссией Русской Зарубежной Церкви, всегда как бы затмевала брата Иосифа. Нам он казался простым, скромным, всегда своим (почти каждый мог сказать – он был моим другом), таким же, как мы, обычным человеком, правда, на которого «свалилось» такое небывалое и ответственное чудо. Ну и что же, скажут, бывает, хотя редко.
Но теперь, когда Иконы нет, его облик стал вырисовываться по-другому. Ведь это он три недели молился перед Образом Божьей Матери, читая Ей акафист каждый день, ведь это по его молитвам стала мироточить Икона, то есть, как бы произошло накопление, переполнение его любви к Божией Матери, и она стала переливаться через край сосуда, и Матерь Божия ответила Иосифу, а через него и всем нам, взаимным актом чудотворения.
Ведь вот реальность – Божия Матерь не нашла никого лучше среди всех людей, чем брата Иосифа, и не русского, и бывшего католика, и не монаха (по внешности, – хотя и живущего строже, чем иные монахи), и не иерарха, и даже не священника, а просто смиренного, скромного, наделенного своими немощами и слабостями человека. Но что главное – и это говорят все – он умел любить, он в каждом видел душу живую, Божие творение, неважно, был инославный ли он или из другой юрисдикции. И не только людей вообще, но, прежде всего, Божию Матерь. И не только любить Её на словах, но и быть Ей верным на деле.
Он был, фактически, бескровным мучеником при жизни, оставив ради послушания Богородице, в стороне многое, что составляет сущность жизни в миру: семью, детей (правда, у него было около пятидесяти крестников), домашний уют, телесный и душевный покой. У него даже не было времени и сил на занятие любимым делом – иконописью, которое, знающие согласятся, требует особого образа жизни, внимания, концентрации и прочее. И при этом, делая благо другим, был подвергнут страшной клевете и гонению от своих (вспомним Ап. Павла: «Все хотящие благочестиво жить о Господе, гонимы будут»). Впрочем, эта клевета, является клеветой и на Божию Матерь, Которая, получается по убогой логике недоброжелателей, выбрала в Хранители Своей Чудотворной Иконы отъявленного грешника. Поэтому, не случайно, что Хранитель Иконы окончил свой жизненный путь, именно, кровным мученичеством и исповедничеством, к которому он письменно и устно призывал всех. Я не сомневаюсь, что злоумышленники-убийцы требовали от него отдать Икону им, поэтому, и пытали его зверским образом. И не добившись ничего, задушили, а потом и оклеветали.
Причём это ритуальное убийство, происшедшее неслучайно в канун празднования сатанинского Хэллоуин, было обставлено сатанистами таким образом, чтобы представить легковерным все «основания» клевете на Хранителя Мироточивой Иконы и на Саму Божью Матерь.
Смерть Бр. Иосифа объединила всех тех, кто видел в нём истинного Избранника Божией Матери. Все как бы вместе испытали тоску, скорбь и ожесточение вначале, и радость и покой потом, и это независимо от места проживания и национальности. И, в то же самое время, разъединила с некоторыми его недругами, не оценившими величие и значение его пятнадцатилетнего подвига. Причём, это событие: появление Иконы, а затем неожиданное Её исчезновение, вместе со смертью Её Хранителя, заставило переосмыслить наше мировоззрение, нашу жизнь, наше отношение к Богу и ближнему.
Мы потеряли друга, наставника, брата и приобрели по милости Божьей молитвенника, ходатая и покровителя, верю, вечно блаженствующего в райских обителях.
Да сохранится всегда в нашей памяти имя того человека, через которого мы познали эту Небесную радость, всегда дающего и ничего не требующего от нас взамен. И да откроются очи духовные у всех нас, и да признаем мы, наконец, виноватыми себя, во всех постигших нас несчастьях и не будем искать виноватых на стороне, а поймём, что наша Вратарница покинула нас по нашим грехам и, это страшно.
***
Господь, сподобил меня и мою семью часто бывать в Лесненском монастыре. Собственно говоря, духовная жизнь моя и моей жены, независимо одна от другой и с интервалом в десять лет, началась в этом монастыре.
И первый, от кого я услышал в мой первый приезд в монастырь в 1988 г. о Мироточивой Иконе и о том, что запаха такого в природе не существует и ученые понять ничего не могут, был духовник монастыря архимандрит Арсений (Кондратенко).
А потом, позже, я увидел Хранителя Чудотворной Иконы, брата Иосифа. Но внимания тогда на него особенного не обратил. И вот однажды (весною 1992 г.) приехав в монастырь и оставив свою шестимесячную дочку спать одну в комнате, мы с женой пошли на службу в церковь, а келья наша находилась неподалеку от бывшей кельи отца Арсения, где и всегда останавливался брат Иосиф. А когда мы вернулись после богослужения, увидели заплаканную Катю и на тумбочке рядом с её кроваткой бумажную иконку Мироточивой Иконы Божией Матери всю в мире (которая с тех пор висит у неё в красном углу). Оказывается, брат Иосиф приходил её успокаивать, так как она сильно расплакалась. С этого момента, собственно, и начинается наше более близкое знакомство.
И потом в один день Иосиф предложил погулять нам всем вместе. А однажды, случайно оказались рядом за одним столом во время пасхальной трапезы в 1995 г., причём тогда я, пожалуй, единственный раз видел его за общим столом, обычно еду ему носили сёстры в келью, так как он не очень любил бывать на людях, предпочитая уединение. И вот тогда мы проговорили на церковные темы во время всего обеда, и оказалось, что позиции наши совпадают.
Когда по просьбе Игуменьи я организовал, как говорится, «с нуля» в монастыре книжный магазин (находившийся в большом пустующем и не отделанном до этого зале, где потом происходили не только чаепития для паломников и гостей, но и съезды, беседы, заседания, конференции и т. д.), Иосиф любил туда приходить. Рассматривая книги, он охотно рассказывал о себе, делился церковными новостями, своими проблемами.
Брат Иосиф был довольно-таки крупного телосложения, скромного вида, простой в обращении, в облике которого не было ничего показного. В его реакциях было что-то детское, чистое и доверчивое.
В одежде Иосиф был предельно скромен, мы его видели всегда в одном и том же, правда, здесь был маленький секрет: вещи он покупал по случаю, на распродажах и сразу в нескольких экземплярах, но, как правило, черного или белого цвета, он полагал, что, живя подле такого чуда, не почтительно одеваться в цветные одежды (одну из таких белых рубашек мне передали после его кончины).
В нем сочеталась и деликатная скромность, и, в то же самое время, общительность, происходящая от человеколюбия и сострадания. Но он не навязывался на разговоры, видно было, что он человек занятый, углублённый в себя, только редко-редко он мог себе позволить «расслабиться». Но разговаривать с ним было интересно и поучительно и как-то легко и приятно. В разговоре он не подавлял. У него была одна особенность – он всегда был рад тебя видеть, не меня лично, но каждого своего знакомого. У него на всех хватало любви. Когда он тебя видел, глаза его теплели, видно было, что ты ему близок. И так со всеми. Многие считали его своим близким другом, братом, перед которым можно было открыть свою душу, ему довериться. Вот и весь его секрет – он научился любить, сострадать и милосердствовать.
Иосиф любил повторять слова своего афонского старца о. Климента: «Церковь – это, где есть любовь, милосердие и сострадание». И, похоже, что он смог это исполнить на деле. У него не было никакой гордости и превозношения из-за вверенного ему служения. Весь его смиренный вид как бы говорил, что он здесь не причём, он только «носильщик» Иконы. Он не ставил себе это в заслугу, не искал своего.
Подвиг его был высший: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих», сказал Господь (Ин 15:13). И вот он все эти пятнадцать лет, несмотря на свою тяжёлую болезнь (диабет), полагал душу свою за нас, принося нам радость, облегчение, исцеления и мир в души и семьи наши. И вот мы теперь живы – ожили, а он расплатился за это наше оживление своей мученической кончиной, ибо вся мировая злоба была направлена на него и свела свои счёты с ним.
Где он только не был за это время? В каких только торжествах РПЦЗ он не участвовал? Вот только до любимой им заочно России не суждено ему было доехать. Священноначалие его говорило ему: «рано ещё ехать», да и сам он понимал, куда он пойдет с Иконой? Тайком по квартирным храмам? А в храмы Московской патриархии, как он говорил: «Я с Иконой ни ногой! Нет, мы не воры», говорил он, «Икона должна войти Царскими вратами в Россию».
Народ русский был для него своим народом. Он всегда внимательно следил за тем, что происходило в России, и был в курсе знамений, чудес и прочих действий Божией благодати там происходящих, особенно связанных с его Иверской Иконой. Он рассказывал, например, что у одной российской старушки, которая получила кусочек ваты с миром от его Иконы и положила его в стакан, то он по её молитвам, стал наполняться миром.
Иосиф всячески чуждался крайних взглядов, т. н. «сверх-правильности». И одним искателям «идеальной» Церкви и, поэтому, покинувшим РПЗЦ, сказал, что «совершенная Церковь только там» и показал пальцем на небо.
Но в тоже время, брат Иосиф умел сочетать совершенную и полную непримиримость к ересям, модернизму и разного рода отступлениям со снисхождением к людям, попавшим в эти сети, которых он старался мягко и дружелюбно увещевать с любовью, никого не отталкивая и не закрывая перед ними дверь. И чистота веры значила для него много, и он ни на йоту не отступал от неё.
У него была большая мечта поехать в Россию и, разговаривая однажды с одним духовным лицом высокого ранга, он предложил ему поехать туда вместе. «Но нас могут там убить» – возразил ему этот иерарх. «Но что же, тогда мы будем мучениками» – ответил Иосиф. Вообще он считал, что, сколько мы бы не готовились, мы никогда не будем готовы умирать, поэтому, он считал, что бояться смерти не нужно.
В Лесненской обители Иосиф нашёл себе второй дом, вторую семью. Здесь он мог в спокойной, дружелюбной обстановке помолиться, поисповедоваться у духовника обители, прот. Константина Фёдорова и причаститься св. Таин. Здесь у него была своя постоянная келья, в которой он оставлял во время отсутствия свои вещи, друзья и подруги из числа насельниц монастыря, постоянных гостей и трудников.
Он и к нашей семье был, наверное, расположен ещё и потому, что мы старались, как могли помогать монастырю. «Вы монастырь не оставляйте» – говорил он мне, в период разных монастырских нестроений.
И когда кто-то возражал против того, что он опять собирается ехать в монастырь с Иконой, то Иосиф отвечал, что: «Монастырь – это дом Пресвятой Богородицы и Богородица хочет туда ехать». И когда Икона в 1984 году впервые приехала в монастырь, то мира было такое огромное количество, что когда Её несли в церковь из кельи Иосифа по лестнице, то оставались пятна, которые не смывались в течение долгого времени.
Я и моя семья часто посещали Лесненский монастырь, тем более что там у меня было послушание: следить за книжным магазином, и так совпадало, что в течение ряда лет я почти всегда встречал и провожал Икону.
Непередаваемо трогателен был приезд Иконы в монастырь. Во-первых, никто никогда не знал, когда Она приедет. И было известно только, что вот-вот на днях и, поэтому, когда в неурочное время, вдруг звенел колокол, то все знали – приехал брат Иосиф с Иконой. И все бегут в церковь. Незабываемая минута: люди плачут, сестры поют «Достойно есть», все прикладываются к Иконе, от которой не только исходит чудесный аромат, но и ощутительная благодать. Всеобщему ликованию не было предела. Люди плакали от умиления, молились, падали перед Иконой на колени, собирался импровизированный хор и сестры пели богородичные песнопения.
Если поздно, несут детей в пижамах, уже сонных, но счастливых. И как же они чувствовали благодать, исходящую от Иконы, как они её любили, не то, что мы, взрослые с огрубевшими от грехов сердцами. Я наблюдал за своей Катей, как она любила Икону и Иосифа и как сокрушалась, когда узнала, что Иосифа больше нет, а Икона пропала. Иосиф счастливый, несмотря на тяжелое путешествие, довольный, что он попал в дом Пресвятой Богородицы, где все его любят и ждут как самого дорогого гостя.
Затем наступало некоторое для всех затишье и, начиная с утра, появляются первые паломники, неизвестно откуда узнавшие, что Икона приехала, особенно католики.
Даже там, в тихой нормандской глухой деревушке, не было ему покоя. Откуда-то узнают, что Икона приехала, и начинают звонить, приезжать. Постоянно: «где Иосиф? где Иосиф?». Одним нужно дать утешение, другим помочь, поговорить, выслушать все их печали и скорби. А у него свои скорби и болезни – придет бывало в магазин и начинает освобождать себя от накопленного (и о себе, и о проблемах других, и о взаимоотношениях с другими, с иерархами, и о боли о Церкви, которую в то время, во второй половине 90-х годов, стали усердно сбивать со своего пути), поговорит, и становится легче.
У нас почти никаких противоречий не было и разговаривать с ним было приятно, тем более, что я со своими болячками не лез. Иосиф что думал, то и говорил, не лицемерил, был другом искренним. И как ему было трудно в последний период, как он страдал, был на пределе, появлялись мысли всё бросить, так его допекали. Просил молиться о нем.
Он чувствовал, что тучи сгущаются над ним. Его духовный отец, прозорливый игумен Климент, который передал ему в 1982 г. Икону, предупредил его, что будет нападение на него в 1997 или в 1998 году («ты станешь жертвой ужасного насилия», сказал старец) и что имя его подвергнется страшной клевете.
Особенно в последние месяцы, не раз Иосиф получал анонимные угрозы о расправе. Известен случай, когда за ним ездила по пятам машина и когда он, потеряв терпение, подошел к ней, то люди, сидящие в машине сказали, что если он не прекратит свою деятельность, то его ликвидируют.
Брат Иосиф с недоверием относился к иерархии МП, видя в них ставленников советской власти, и в то же самое время умел не смешивать их с простым верующим русским народом, которого любил от всей души. Экуменическую ересь и новшества в Церкви не признавал и считал её главным препятствием соединения Русской Зарубежной Церкви с МП.
Было известно, что наличие такой чудотворной Иконы у РПЦЗ стоит поперёк горла Московской Патриархии, поэтому, нельзя удивляться, если когда-нибудь окажется, что травля, а потом и убийство Бр. Иосифа, были спланированы именно в Москве и осуществлены её спецслужбами.
В связи с вышесказанным, надо вспомнить, что в своё время, в момент, когда умирал Митрополит Филарет (в ночь на 21 ноября 1985 г.), к которому Хранитель Иконы относился с большим уважением и почитанием, как об этом он мне как-то сообщил, брату Иосифу было явлено знаменательное и пророческое видение, связанное со смертью этого Первоиерарха и принятием от него Креста РПЦЗ новоизбранным Митрополитом Виталием, который этот Крест какое-то время с большим трудом нёс. Но на что важно обратить внимание: это – тяжёлая атмосфера или обстановка в том месте, в котором происходило само действие (т. е. в Церкви Зарубежной), а также, неимоверная тяжесть Зарубежного Креста. И закончилось видение распятием последнего Первоиерарха, Митрополита Виталия, на этом Кресте, воткнутом в землю. И подлинность этого пророчества подтвердил мне сам Иосиф в одном из наших разговоров.
Брат Иосиф всегда ощущал себя связанным тесными узами с Церковью Христовой в лице «нашей маленькой Зарубежной Церкви» и свои действия сообразовывал в соответствии с благословением священноначалия РПЦЗ, в частности Митрополита Виталия.
На Пасху 1997 года произошел один случай, который долго Иосифа беспокоил и чему я был сам свидетель. Во время крестного хода, в пасхальную ночь, он, нёсший Икону, и три девушки, стоящие рядом с ним, увидели три т. н. «летающие тарелки», мерцающие красивым, но холодным светом, стоявшие в небе над Иконой. Всё это произвело на них ужасное и отталкивающее впечатление, вселило страх. После крестного знамения и молитвы бесовские объекты мгновенно исчезли. Но даже ещё день спустя (во второй день Пасхи), Иосиф продолжал говорить об этом в пономарке храма, после очередного крестного хода.
И в последний свой приезд в Лесненский монастырь (накануне поездки в Грецию) он явно предчувствовал надвигающееся на него испытание, о чём он мне рассказал. Иосиф был очень взволнован, многих просил о себе молиться. Одной же сестре, которая на его предложение взять ватку с миром сказала, что возьмёт её в следующий его приезд, ответил, что не знает, когда ещё приедет, хотя ранее обещал приехать на Рождество. А этим трём девушкам в последний свой приезд он сказал, что Икона на Пасху 1998 года мироточить здесь уже не будет. Тогда они не придали этим словам значение, смысл их дошёл до них несколько позже. К тому же Бр. Иосиф видел страшный сон, в котором он рельефно, чуть не наяву, подвергся мучениям, фактически таким же, которым он подвергся в Афинах.
Нужно отметить, что помимо всего прочего, Иосиф страдал сахарным диабетом, и сидел на лекарствах. Припоминается один случай во время престольного праздника в Лесненском монастыре, когда перед началом литургии он пришел в монастырский магазин, где были накрыты столы для трапезы и попросил налить ему кофе, что, признаться, меня смутило, так как перед богослужением есть не полагалось, но он, видя моё смущение, пояснил, что если сейчас не выпьет, то может упасть в обморок.
Невзирая на сильно расстроенное здоровье, целых 15 лет Иосиф Муньос путешествовал с Иконой, только ради того, чтобы смогли получить материнское благословение Царицы Небесной как можно больше людей. Без сомнения он черпал свои силы от Иконы. И как Иосиф сказал однажды одной своей знакомой: «Ты знаешь, однажды я совсем обессилил. И тогда от Иконы изошёл большой свет. Прошло моё изнеможение и я почувствовал себя, как в 18 лет». Однажды этой же знакомой Иосиф рассказал, что видел во сне своего св. Ангела Хранителя и добавил: «Это впервые. И он мне сказал, что всё будет хорошо».
Вся глубина его подвига – хранения Иконы в этом гордом и злобном мире, ещё остается скрытой от нас. Сколько явных и тайных искушений должен был он претерпеть во время ответственного и, по-человечески, непосильного служения этому небесному, сокровенному таинству, в этот бесчувственный, потребительский век.
Верующие Русской Зарубежной Церкви называли его – брат Иосиф. Исключительное сочувствие ближним заставляло его отдавать последнюю свою монету нуждающимся. Добровольная его бедность доходила до того, что у него иногда не хватало денег на покупку самых необходимых вещей, например, лекарств. Его жизнь монаха в миру была в нестяжании, чистоте и в послушании иерархии.
Он не мог иметь никакой личной жизни, вернее, он себе такого права не дозволял, считая, что он должен полностью посветить себя служению Божией Матери в лице Иконы. Люди приходили, звонили, писали, просили, просили помощи и молитв. И он за всех молился, вычитывая свой помянник, в котором было записано множество имён людей со всего мира. Он всех их знал, всех помнил, за всех молился. Так брат Иосиф молился за мою семью каждый день, а мы ведь были для него одни из многочисленных знакомых, даже не очень (по сравнению с другими) близкие.
Но вся эта его жизнь, зачастую, была скрыта от постороннего взгляда, а на поверхности мы видели человека со своими немощами, достоинствами и, вероятно, недостатками, правда, скромного, ненавязчивого, но добродушного и открытого, и живущего своей какой-то особой, непонятной жизнью. С другой стороны, было видно, что временем он не располагает совсем и не может позволить себе долгие разговоры и многочисленные встречи. Но одно можно сказать неоспоримо: всё, что Иосиф имел, даже жизнь свою, он отдал на служение Божией Матери.
Сейчас становится все более очевидно, что почитание Бр. Иосифа носит уже не локальный, а повсеместный характер. Если Богу будет угодно, чудеса по его молитвам будут продолжаться. Еще найдутся скептики, которые будут ограждаться от любви и почитания священными канонами, ожидая официального признания. Но мы не будем ждать, потому что наше сердце уже сказало нам, что брат Хосе Муньос-Кортес предстоит Богу, ибо он … – “Избранник Царства Небесного”.
Святый новомучениче Иосифе, моли Бога о нас! Аминь.
Иподиакон Владимир Кириллов
